Засмеявшись от предложения Курта, юноша невольно сначала напрягся, пытаясь подобрать правильную тональность, чтобы было наиболее правдоподобно и лишь после этого негромко зарычал, в то же время улыбаясь, понимая, как всё это забавно наверное выглядит со стороны. А уж сколько можно было пошлостей придумать на эту тему - лучше и вовсе не думать. Однако Блейн заметил, как новый знакомый нахмурился после его наигранного оскала, потому и сам брюнет постарался расслабиться и выглядеть наиболее доброжелательно, чтобы не пугать товарища лишний раз. В конце концов, он ведь не для этого согласился на образ волка. Да и нет особо в волках чего-то плохого. Они всегда тёплые, даже горячие, если на то пошло, пусть и нос холодный. У них чуткий слух и обоняние. Они волевые и смелые создания, которые всегда придут на помощь брату по-несчастью, не смотря на то, что по натуре в общем-то - одиночки. В своей стае они преданные друзья и заботливые родители для своих щенят. Волки моногамны, чаще всего у них одна пара на всю жизнь и без неё они могут просто погибнуть от тоски и не вынести одиночества после того, как уже обрели свою пару. Исключение могут составить уже ощенившиеся - то есть пока они не поднимут волчат на лапы, они не позволят себе погибнуть. А потом будут искать любую возможность, чтобы покончить с собой. Ну и взгляд, говорят, у них такой же щенячий, как и у обычных собак, и у Андерсона был похожий. И исходя из этого описания волков, его вполне можно было назвать их собратом. Да, он легко работал в коллективе, в своей "стае" Соловьёв, был их альфа-самцом и вожаком, но в то же время - он всегда, по сути, был один и никого не подпускал к себе близко. А если же подпустит - то это уже будет навсегда, что бы не случилось. Так что, уж если Курт с холодными руками напоминал вампира, то у горячего Блейна с бронзовой кожей явно было много общего с типичным оборотнем.
- Я тоже не считаю это правильным, но родителей не выбирают, Курт, - спокойным голосом произнёс юноша, отламывая несколько кусочков тирамису и постепенно поедая их, запивая горячим крепким кофе, чтобы от сладости не сводило челюсть, что не говори, а шоколад с шоколадом, погоняющим шоколадом - это слишком. Зато хорошо успокаивает и прибавляет энергии выше крыши.
После озвучивания своего вопроса, парень заметил, как сильно Хаммел занервничал, и не мог, так сказать из чувства солидарности, не отодвинуть от себя пирог и чашку следом за ним, чтобы быть полностью сконцентрированным на беседе и откровении Курта, что, кажется, ему давалось очень трудно. Блейн уже тридцать раз пожалеть успел, что задал такой вопрос, ведь он в самом деле не хотел его обидеть, как-то задеть или расстроить. Но в то же время и до истины добраться было просто необходимо, и эти несколько дней брюнет просто сходил с ума от складывающихся в хаотичном порядке предположений в своей голове, одно другого хуже. Наркоман? Извращенец? Зазнайка? Задира? Может он оскорбляет их внешний вид? Может он издевается над их родителями? Нет, всё это никак не вяжется с образом этого изящного и миролюбивого, хрупкого и нежного юноши, потому ему приходила на ум лишь одна единственная причина. И, признаться, Блейн мечтал, чтобы именно она оказалась правдой, ибо это лучше всего, да и вообще плохой её по большому счёту совсем не считал. Наоборот, гордился бы им, если бы Курт признался, восхищался бы, пожалуй, правда вот помогать было бы сложнее. Тут уж, как не крути, а понимающих не так много, как даже среди тех же укурышей или садомазохистов.
-Прости... - начал Андерсон, когда голубоглазый дал такой зачин своему монологу, и студент академии Далтон уже хотел было прервать этот разговор, чтобы не расстраивать собеседника ещё больше, но раз тот начал повествование сам, Блейн покорно замолчал и стал внимательно его слушать, сопровождая это действительно интересующимся и каким-то даже заботливым взглядом, полного поддержки, сопереживания и искреннего желания как-то помочь. Он не упустил ни единого изменения его мимики лица, не прослушал ни единого слова и уловил каждый изгиб в его голосе, дрожь, волнение, едва только не слёзные переживания, которые давили на него слишком долго по той простой причине, что Хаммел не мог с кем-то этим поделиться, разделить эту боль так, чтобы его действительно поняли. Не просто похлопали по плечу и сказали, "Не волнуйся, пройдёт", а поддержали и помогли пройти этот тяжёлый путь вместе, рука об руку, преодолевая все трудности и опасности, не отрекаясь от своей позиции никогда.
Без какого-либо сопротивления молодой человек позволил Курту схватиться за свои руки, как за спасательный круг, да и вообще ему казалось, что в своём откровении взволнованный мальчик будто действительно тонул под необъятным грузом трудностей, страха, чувства отчаяния и опасения быть отвергнутым, оскорблённым, не понятым. И конечно же Андерсон готов был протянуть ему руку. Он готов был закинуть его на свою спину и выплыть из этой затягивающей пучины, вытащив его на себе и сделав искусственное дыхание, если тот нахлебается слишком много воды человеческого бездушия и агрессии, которой, кажется, он уже нахлебался по горло и пора делать массаж груди, чтобы выбросить лишнюю обжигающую жидкость обиды из повреждённых лёгких. Сам Блейн держал Курта за руки так же крепко, всем своим видом показывая, что готов его поддержать всеми силами, которые у него есть в арсенале, если это потребуется.
И, слово за слово, фраза за фразой, а предположение Соловья оправдывалось, подтверждалось, предпоследняя фраза подводила черту взволнованному монологу, а последняя - поставила точку. Андерсон облегчённо выдохнул и едва сдержался, чтобы не рассмеяться от радости. Нет, правда, Хаммел так тяжело вёл к этому, что брюнет таких ужасов себе напридумывал, что сейчас и правда ощутил себя окрылённым, облегчённым, будто гора с плеч свалилась. Но он понимал, что смех сейчас мог восприняться за оскорбление, а потому он силой воли подавил его, мягко и доброжелательно улыбнувшись ему.
- Курт, это не катастрофа. Я ведь тоже открытый гей, - сказал Блейн таким тоном голоса, будто говорил о погоде, а не о том, для чего Хаммелу потребовалось так много усилий и подготовки, чтобы в этом признаться. Но ведь сам Андерсон этого особо и не скрывал, не стеснялся, ибо уже приучил себя к тому - что стесняться себя настоящего равноценно лжи всему миру и себе самому в первую очередь, что не допустимо. - Я знаю, каково это. В прежней школе надо мной издевались и это здорово меня бесило. Я даже жаловался директору и мне, конечно, посочувствовали, но было видно, что...всем всё равно. Мне будто бы говорили: "Ты же гей. Смирись. Твоя жизнь будет ужасной. Увы, ничем не можем помочь." И я ушёл. И пришёл в Далтон. Вот так просто. Так что у тебя два варианта. В смысле, я бы рад просто предложить тебе перейти в мою школу, но учиться в Далтоне жутко дорого и это не всем по карману. Или...Ты можешь перестать быть жертвой. Предрассудки - разум глупцов, Курт. И у тебя есть шанс - научить их, - он сделал некоторую паузу, чтобы отдышаться после долгого, хоть и весьма спокойным голосом ведомого монолога, - Борись с ними. Брось им вызов. Я сбежал, Курт. Не стал бороться. Я позволил им себя прогнать и я об этом очень жалею, - признавшись во всём этом так откровенно, с толикой грусти в голосе, но с уверенностью в том, что он сможет вселить в друга веру в себя, Андерсон вновь протянул ему руку в знак поддержки, чтобы будто бы поделиться собственной энергией и силами. Ведь он то как раз очень верил в Хаммела и был почти на сто процентов убеждён в том, что именно ему удастся, быть может, когда-нибудь, изменить этот прогнивший мир в лучшую сторону, придать ему больше справедливости и правильности, человечности и миролюбия. Признания себя такими, какими все мы являемся на самом деле, какими бы нас не сделала природа.
![Blaine Anderson[x]](http://forumavatars.ru/img/avatars/0016/6a/37/39-1444582485.png "Blaine Anderson[x]")
