В свою очередь Блейн уже совершенно не мог дышать без сцены. И если в ресторане он пел по большей части потому, что был обязан и устроился туда на постоянную работу, чтобы быть уверенным, что у него всегда будет кусок хлеба с маслом и дорогой рыбой, то на мероприятиях и в театрах он выступал от души, он там отдыхал, раскрывался как долго созревающий цветок, озаряя всех своими неповторимыми пышными лепестками и ярким ароматом. Вот и сейчас, отпросившись на несколько дней из ресторана, ведь он неплохо работал и без музыканта, Андерсон с сияющей улыбкой отправился на прослушивание в ближайший театр, как только услышал, что кто-то собрался ставить Мулен Руж. Такое событие он пропустить никак не мог, потому был готов себе едва только не шею свернуть, чтобы успеть первым и сразить всех наповал. Он знал это произведение вдоль и поперёк, любил его с юности и засмотрел до дыр, кто-то бы назвал его сумасшедшим, но мужчина ничего не мог с собой поделать. Даже у альфы было своё слабое место, и история про безумно влюблённого писателя, готового идти против богатейшего графа, против всего театра, общества, да даже против смерти, лишь бы спасти и быть рядом с любимой не куртизанкой...нет, самой настоящей актрисой, богиней, прекраснейшим существом на свете... Это вдохновляло его так сильно, что он буквально горел изнутри и светился снаружи. Он даже сам появился в том же костюме Кристиана, в котором тот впервые показался на экране, пытаясь тем самым проявить правильное впечатление на постановщика и это, кажется, ему удалось. А когда он от души ещё и с порога начал петь знаменитую песню Битлз "All you need is love", словно уже видел на горизонте свою Сатин, хотя на неё тоже ещё только устраивалось прослушивание и подходящей кандидатки пока не было, то режиссёр и вовсе решил, что они уже нашли своего Кристиана, который идеально подходил и образом, и голосом, и уж подавно так хорошо подготовленного к самой роли, что его едва ли не без репетиций можно на сцену выставлять, а значит поиск актёра на эту роль можно заканчивать. Андерсон, наконец, представился, и начальника особенно обрадовало то, что фамилию нового члена своей труппы он слышал далеко не один раз на Руяне, а значит эта знаменитость может ещё и обеспечить успех его спектаклю. Может ли быть что-то лучше, чем так удачно складывающиеся обстоятельства?
Ничего не бывает так просто и легко. Брюнет хоть и был хорошим актёром, ему требовалась не менее хорошая партнёрша или даже партнёр, который сможет наиболее хорошо отобразить роль Сатин и в принципе сможет соответствовать уровню Блейна. А это было не так просто, потому как и сам кареглазый был если не капризным, то зависимым от того, с кем играет, и режиссёр без труда видел, что Андерсон натягивает улыбки, вместо того чтобы улыбаться в полную силу, что целует едва только не морщась, хотя и старается из всех сил, чтобы этого не было заметно, а некоторые девушки сами устраивали скандал из-за того, что не ожидали расположение столь крепко сжимающих их в объятиях альфы, мол он позволяет себе лишнее, их супруги этого не простят. На попытки пояснить им, что он всего лишь исполняет свою роль так, как положено, они отвечали лишь ещё большим шумом и скандалом, так что толка не было никакого.
И их бесконечные неудачи, казалось бы, не закончатся, пока не появился тот самый юноша, у которого накануне режиссёр заказал костюмы для всей труппы, в том числе и на Сатин, которая теперь хочет или нет - обязана будет соответствовать своей фигурой заказанному платью. Блейн приветственно кивнул зашедшему довольно симпатичному молодому человеку, в то время как постановщик забрал у работника агентства коробку и подписал контакт, обязывающий его выслать вторую часть оплаты за работу и ткани. Никто не запрещал спасшему их постановку красавцу присутствовать здесь, в то время, как Андерсон начинал репетировать одну из наиболее важных песен в постановке, пока, к сожалению, в одиночку, так как подхватить было попросту некому.
- Никогда не думал, что способен на такое чувство...
Такое ощущение, что прежде я не видел неба...
Я хочу раствориться в твоём поцелуе...
С каждым днём я люблю тебя всё больше и больше...
Взгляд медовых глаз актёра был направлен в пустой зал, такой влюблённый, такой искренний, ведь он сам старался представить того самого человека, который мог бы составить ему компанию на сцене, мог бы вдохновлять его, как никто другой, пробуждать в нём то чувство, когда ты готов парить на сцене, а не просто петь заученные на зубок строчки.
- Послушай моё сердце, слышишь, как оно поёт?
Оно просит меня отдать тебе всё, что имею.
Времена года будут сменять друг друга, за зимой придёт весна,
Но я буду любить тебя до скончания времён...
Блуждая по сцене, словно в поиске истины, как это было и в каноничном произведении, словно преследуя возлюбленную, которая нехотя покидала его, так как времени становилось слишком мало, оно сыпалось как песок сквозь пальцы, но ведь...
- Что бы ни случилось,
Что бы ни случилось,
Я буду любить тебя до конца своих дней...
И снова подняв взгляд от пола сцены, он вновь наткнулся на небесные глаза того самого дизайнера, от чего воздуха на несколько мгновений стало не хватать, а актёр с трудом подавил сиплый вздох, тут же уходя чуть в сторону, готовый с расстройством взять партию партнёрши на себя.

Целиком и полностью погружаясь в исполнение песни, как в искреннее признание, Блейн, казалось бы, абстрагировался от всего мира и представлял перед своими глазами собственный, неповторимый и незабываемый мир, позволяющий разойтись на эмоциях и вдохновение в ширину всей своей творческой романтической души. А теперь, когда он смог столкнуться с небесной гладью глаз напротив, забывая едва только не собственное имя, в его голове не мог представиться иной образ, кроме этого юноши. Словно гром посреди ясного неба он озарил его фантазию новыми красками, новыми эмоциями, и голос благодаря этому стал более глубоким, эмоции более искренними, казалось, что Андерсон вот-вот взлетит со сцены просто из-за того что знал, что этот молодой человек смотрит на него, слушает, вкушает его выступление. Он и сам не знал, чем именно он так сильно зацепил его - своим взглядом, своими огненными волосами, как у той самой Сатин, тем, что он спас постановку, или чем-то ещё, чего альфа ещё просто не осознал, но уже почувствовал, но тем не менее можно было с полной уверенностью сказать, что выступал он сейчас персонально для него, для этого чудесного незнакомца, что даже одним своим наблюдением затронул что-то в душе актёра. Мужчина не пытался проявить себя перед режиссёром или перед кем-то из персонала, кто возился со светом и декорациями, их всех для него попросту не существовало сейчас.
А как только рыжий красавец ещё и начал подниматься, подхватив вместе с ним партию Сатин, брюнет едва только воздухом не подавился, к счастью была небольшая пауза, где это было позволительно, но теперь он пел с новой силой, буквально выливая необъятную волну эмоций и чувств, словно бы на самом деле настоящих. Он шёл навстречу к юноше и вытянул к нему руку так же неосознанно, словно сердце подсказывало, а не память, он тянулся к нему, как к огню камина в холодную зимнюю стужу. Певец не отрывал взгляда от того, как блестят глаза во время исполнения у его спутника, приобретая ещё более чарующий оттенок. Он тонул в этих глазах, забывал обо всём раз и навсегда. Мужчина обрёл своё новое небо, а неба не может быть два или больше. Оно было одно единственное, необъятное, бесконечное, утягивающее в свои бескрайние дали, а Блейн и не сопротивлялся этим путам, отправляясь в полёт, у которого не было конца и завершения. Глядя на то, как широко открываются тонкие губы юноши и сколь высокие и глубокие ноты он может брать, Андерсон чувствовал, как раз за разом сердце пропускало удар за ударом, замирая, а следом ускоряя свой темп в разы, делая так, что ему становилось трудно дышать, а собственный голос становился едва только не чувственно-надрывным. Каждая чёрточка лица красавца заставляла любоваться им, забывать как жить, как думать и что он тут вообще делал. Нет, никого уже не существовало. Теперь он точно оставался наедине с этим прекраснейшим существом, шествуя под облаками и решительно притягивая его к себе в объятия, положив одну руку на талию, а второй накрывая плечо, продолжая петь и смотреть на это волшебное создание влюблённым взглядом, словно сам оказался в той самой истории и пел эту песню ему лично, а не просто играл роль.
Чувствуя его прикосновения к щеке, альфа невольно прикрыл глаза, а голос на мгновение дрогнул, но следом стал ещё насыщеннее и громче, он прижался к его ладони и вновь открыл глаза, кружась с этим восьмым чудом света по сцене в медленном плавном танце, постепенно завершая сказочную композицию, создавшую для них отдельный мир на двоих.
- Но я буду любить тебя...
- Я буду любить тебя...
- Что бы ни случилось,
- Что бы ни случилось,
- Я буду любить тебя до конца своих дней...
Их голос сливался в единое целое так идеально, как Блейн себе даже представить не мог. Юноша перед ним казался ему самым настоящим миражом отчаяния, который он придумал себе сам, неверующий в то, что дождётся когда-нибудь партнёра для столь важной роли, для столь важного произведения, в котором Андерсон мог бы в полной мере дать себе волю. Это был лучший сон, лучшая иллюзия, какая только случалась с музыкантом за всю его жизнь. Он прижимал к себе омегу, запах которого теперь был им опознан, благодаря тому, что он прижал голову к его плечу и втянул аромат его кожи от шеи, и погрузился в эту сказку, не желая просыпаться, не желая возвращаться в реальный мир, где этого юноши может не быть.
И всё же голос режиссёра заставил очнуться не только его спутника, но и самого исполнителя роли Кристиана, который поднял голову, но не спешил его отпускать от объятий, как губка впитывая каждую крупицу информации о нём, в частности - фамилию сейчас. Альфа бы не выпустил его из своих крепких рук, если бы юноша сам так неожиданно не вырвался из них, это застало его врасплох и он, словно маленький ребёнок, которого оставил кто-то близкий, отчаянно вытянул руку и открыл рот, намереваясь как-то окликнуть, но не найдя слов, так и замер, тут же прижимая к груди руку, сжав её в кулак и гулко выдыхая. Глядя на постановщика умоляющим взглядом, он словно подсознательно пытался ему внушить, что лучше претендента они не найдут и никаких других прослушиваний им не нужно.
Его вопрос заставил Блейна насторожиться, а его чайные глаза загорелись огнём, словно бы начальник действительно услышал его мысли или понял всё сам без лишних подсказок. И стоило ему сказать по поводу примерки, мужчина даже несдержанно хлопнул в ладоши, восторженно глядя на них обоих, но всё же сдержался от аплодисментов.
Отправившись в костюмерную, провожая взглядом того самого Мистера Хаммела, он поспешно переоделся в костюм Кристиана, хотя и обращался с ним бережно, осознавая, что к этой работе приложил труд и любовь сам юноша. Вернувшись обратно на сцену, он с замиранием сердца, затаив дыхание, дожидался своего партнёра по прошедшему дуэту. И ему достаточно было увидеть буквально чуть-чуть, ещё даже не целиком, как он искренне и громко обозначил на весь зал. - Кастинг на роль Сатин окончен. Мистер Голдсбери, либо её роль будет исполнять Мистер Хаммел, либо я ухожу из спектакля, - он заявил это практически не обдуманно, но искренне и от всего сердца, не в силах отвести взгляда от будущего партнёра по всем самым чудесным и любимым сценам спектакля. И не только спектакля...

Блейн в костюмерной провёл гораздо меньше времени, так как он в принципе одевался быстро, однако же обуревающие его мысли тоже не дали ему выйти сразу же, ибо волнение переполняло каждую клеточку тела, заставляя задыхаться. В голове взрывалась сотня фейерверков, а сердце колотилось с такой скоростью, что в пору было вызывать скорую, ибо это просто опасно для здоровья. Не зря ведь в одной интереснейшей книге писали, что любовь - это болезнь, имеющая свои симптомы, следом за которыми начиналось откровенное безумие, и человек становился опасным для общества. Из-за любви люди совершали грехи, нарушали законы, разжигали воины и уничтожали целые города. Убивали родных и близких, теряли все свои сбережения, да даже самих себя. И в той книге от этой болезни лечили, уничтожая воспоминания о всём добром и светлом в восемнадцатилетнем возрасте, опрашивая обо всех талантах и умениях, и в итоге находя идеального кандидата - создавали инкубационные семьи, где создание потомства было такой же обыденностью, как поход на работу, и не сопровождалось никакими эмоциями. Даже чрезмерная любовь к детям или родителям могла восприниматься как признак болезни. И тех, кто всё же умудрялся нарушать это либо сажали в тюрьму, либо и вовсе убивали, чтобы не разносили заразу дальше.
Так вот Андерсон начинал подозревать, что заразился. То ли через песню, то ли через эти чарующие глаза. Его руки вспотели от волнения, дышать было тяжело, сердце отбивало неудержимый ритм и в груди, и в висках, и на уровне шеи, и даже в запястьях казалось, что они вот-вот лопнут. Не удавалось думать о чём-то, кроме его сияющих глаз, его золотых локонов волос, голосе, тонкой талии, тёплого тела, с таким трепетом льнущему к своему собственному. Подушечки пальцев буквально покалывало от этого ощущения, от необъятного желания сделать это снова, просто так, без причины, без сцены, просто прижать его крепко, уткнуться носом в этот водопад волос и вдохнуть полной грудью тот потрясающий дурманящий аромат тела, который совершенно вскружил альфе голову. Он и не знал, что так бывает. Нет, он, конечно, читал о подобном в книгах, видел в фильмах и спектаклях, сам периодически играл героев подобных ситуаций, но никогда не чувствовал на себе столь неуловимую лавину эмоций, которая накрывала с головой и не давала свободно вдохнуть, стискивая лёгкие и сердце в тугие оковы. Теперь он мог осознать и сравнить, насколько он неестественно играл подобные сюжеты, когда ощутил это на самом деле на себе. Или ему только кажется и он зря себя так накручивает? Ведь наученный опытом, не бывает так, не бывает любви до гроба с первого взгляда, с первой ноты, с первого объятия. Бывает влюблённость, симпатия, влечение, но не что-то серьёзное. Прежде не было, по крайней мере, не разу, никто не мог его переубедить в обратном, хотя мальчишка-мечтатель в нём жил по сей день, а потому сейчас он сомневался во всём, что думал о данном чувстве прежде. Ему казалось это ненормальным, нельзя так спешить с выводами и падать в омут с головой, всем в основном нужна была его слава и деньги, никто не относился к нему серьёзно, с любовью и заботой к нему самому, даже если, к примеру, он лишится всего и жить придётся на гроши, доедая последнюю корку хлеба в шалаше. Но может и он ждал и требовал от них слишком многого, зря был таким осторожным и от всех отстранялся, как только чувствовал что-то неладное? Может пора уже своей душе позволить расправить крылья и дать себе волю в эмоциях, отдаться им целиком? Даже если и это окажется не его то самое единственное счастье, это будет весьма неплохой и приятный опыт.
А значит надо было просто расслабиться и получать удовольствие, играть с этим молодым человеком на сцене столь долго, сколь удастся, и даже если он откажется сам участвовать в этом или режиссёр категорически упрётся рогом, то общаться с ним вне работы, в любую свободную минутку. Ведь иногда можно себе снова позволить побыть хотя бы немного влюблённым сумасшедшим школьником, встретившим красивые глаза напротив, и не успев даже поздороваться с их обладателем, уже напланировать с ним семейную жизнь, домик с садом и качелями, двумя детьми и собакой, старость у камина и смерть в один день, держась за руку. И вновь обретение друг друга в следующей жизни. Ведь можно же иногда, правда? Хотя бы один разок!
Создавалось впечатление, словно он сам у себя спрашивал на это разрешение, так как боялся очередной раз обжечься и остаться у разбитого корыта. Да и что он планирует сейчас, возможно он совершенно не понравился этому юноше, ему просто песня нравится и он возможно даже хотел поправить Андерсона, чтобы тот её не портил своим голосом? Или просто этого парня не влечёт к мужчинам, не важно, что они альфа и омега и в данном случае влечение было бы вполне естественным и природным. Да попросту он не в его вкусе, что угодно могло быть и решать всё за него, даже не пообщавшись с этим совершенством как-либо, помимо чудеснейшего дуэта, было просто глупо. Надо было взять себя в руки и посмотреть на всё происходящее с трезвой точки зрения, чтобы не наломать дров.
И вот, наконец всё же заставив себя переодеться и приведя себя в должный вид с помощью гримёра, который довёл его образ до идеально похожего на Кристиана, мужчина оказался на сцене и высказал свой ультиматум по поводу участия в спектакле. Тем не менее, режиссёр упирался, хотя и говорил он вполне разумные вещи. Но Андерсон настолько потерял голову, что был готов на самом деле разрушить этот спектакль и уйти, наплевав на всё, на то, как о нём будут думать, что будут писать и как это испортит его репутацию, если Мистеру Хаммелу не позволят играть вместе с ним. Ещё какая-то работа, место дублёра? Да чёрт возьми, он готов его содержать сам и позволить жить в своём особнячке, лишь бы этот красавец участвовал в спектакле на все сто процентов. Он не хочет обнимать эту бабенцию, которая ещё и опаздывать осмеливается на, быть может, самую важную репетицию в её жизни. Или его - уж точно. И уж подавно ставить тайком подножку или намеренно включать в её гримёрке кондиционер посильнее, чтобы она простудилась и не вышла на сцену. Он, конечно, не настолько низко пал, но в том сумасшествии, что он пребывал сейчас, казалось, что альфа готов пойти и на это. Альфа против альфы - вообще не самая лучшая ситуация, конфликты могут быть на самом деле весьма страшными, потому лучше даже не начинать и пытаться пойти на компромисс. Кто-то его однажды учил, что с режиссёром лучше не спорить, даже если он не прав. Надо дать ему высказаться, проораться как следует, сделать всё, как он просит, и если выйдет хреново - продемонстрировать свой, более удачный вариант, и таким образом ты поставишь его на место и добьёшься своего, обнимаясь с ним вечером и ужиная за его счёт. Если же вы хором будете орать друг на друга, единственное, чего ты добьёшься, это собственного увольнения. А если постановка тебе всё же важна, лучше вести себя по умному и как взрослый человек с опытом, а не как капризный ребёнок, какими бы не были твои амбиции и справедливые причины для такого поведения.

Но стоило этому чудесному созданию показаться на сцене во всей красе, как все сомнения отпали, кажется, и у режиссёра, и у самого Блейна подавно. Что ему не показалось, что он заразился, он уже по самые уши был пропитан этим неизлечимым вирусом amor deliria. И что лучше варианта у них действительно не будет. Как превосходно на нём сидело это платье, как шикарен он был с макияжем, который хотелось смыть сотнями поцелуев за кулисами, прижимая в страстных ласках ко всем возможным плоскостям, забываясь о том, что нельзя, а что позволительно, и что вообще когда-то существовали какие-то нормы морали и правила приличия. Даже подкладки под бюстгальтером не казались сейчас искусственными, а в то же время ему нравилось, что на самом деле под этим корсетом нет ничего округлого и объёмного, это от чего-то притягивало его ещё больше. Как сейчас лежали его волосы, просто...нет, этому созданию имя даже не совершенство, а божество, он лучше самой Сатин в оригинале!
А уж услышав его слова по поводу того, где он учился, и имел опыт в выступлениях, а так же это чудесное имя, которое прошило сердце Андерсона сотней нитей и плотно окутало клубком, отмечаясь там как нечто заветное, Блейн понял, что уже точно потерян для этого мира. - Мистер Голдсбери, мне кажется, выбор очевиден. Никакого дублёра. Он лучше основной актрисы, уж лучше её оставить как дублёршу, иначе Вы сами же упустите наивысшие сборы во время продажи билетов. Если потребуется, я сам покрою все вынужденные потери в его прибыли в мастерской из собственных сбережений, но я хочу, чтобы этот молодой человек играл со мной во всех представлениях, и дневных, и вечерних, - подойдя к Курту ближе, альфа склонился, взяв его аккуратную и изящную кисть в свою широкую и чуть шершавую ладонь, и склонившись, поцеловал костяшки пальцев, медленно выпрямляясь и не выпуская его руки из своей, обворожительно улыбнулся. - Блейн Андерсон, и я буду счастлив, если Вы будете играть вместе со мной, - внезапно обхватив его за талию, одну руку всё так же удерживая в своей, он склонил его в объятиях, словно в танго и навис над ним нескольких миллиметрах от губ.
- Неужели Вы правда скажете, что мы плохо смотримся? - отозвался он вновь режиссёру, хотя глаз не отводил от бездонных озёр напротив, не в силах сдержать своё учащённое дыхание.

Ступая по краю обрыва,
Ты видишь свою красоту.
Мы, сами не зная, вдруг стали святыми,
И жизнь обрела простоту.
Солёные ветры прибоя
Сотрут с наших лиц имена,
Мы так и не вспомним, зачем нам с тобою
Всё снилась и снилась война.
Блейн понимал, что нарушал все нормы и правила, что его поведение было недопустимо с едва знакомым человеком, каким бы он не был притягательным. Даже то, что тот очевидно был омегой, а Андерсон альфой, не давало ему прав вести себя так развязно, нарушать личное пространство юноши столь бесцеремонно, забывая о его правах и свободах. Но разве возможно было не поддаться его очарованию, не соблазниться этими нежными губами и сияющими глазами? От них дыхание перехватывало, а сердце устраивало в груди такой безумный танец, словно собиралось проломить рёбра сошедшего с ума мужчины. Казалось, что уже и не до спектакля ему вовсе, вся жизнь, вся планета, вся Вселенная в один миг сузилась для него до них двоих, до этих двух бездонных морей в которых он видел своё отражение, до этих врат рая, от которых чувствовалось тёплое дыхание, которое хотелось похитить и заменить единым дыханием на двоих. Происходящее пьянило сильнее самого крепкого алкоголя, опаснейшего наркотика или чего-либо ещё, сон был слишком прекрасным, что Соловей в самом деле боялся моргнуть, опасаясь, словно прекраснейший мираж исчезнет с его поля зрения, растворится в его руках, оставив ни с чем. А нет, с кое чем. С разбитым сердцем. Вот так просто и быстро. Пришёл, увидел, победил. Вышел, спел, убил звезду мюзикла одним своим присутствием. Кто-то говорил, что омеги не опасны, невинны, уязвимы и ничем не могут навредить сильному и властному альфе? Видимо те, кто составлял подобный стереотипный образ, никогда не пересекались с Куртом, и слава богу, иначе бы Блейн их порвал бы на куски от ревности собственными руками и зубами, упиваясь кровью и мясом как дикий зверь. Этот прекрасный юноша завоевал его, даже не подозревая, что натворил.
Здесь совсем другие танцы,
Где певцы и иностранцы
Плакали, скучали по тебе.
И мгновенно, и без боя,
Всё захвачено тобою —
Мы плакали, скучали по тебе.
И певец уже опрометчиво готов был поддаться навстречу к губам юноши, готовый схлопотать от всех и сразу за свою вольность, как над его тёмной головой послышался до боли знакомый голос, как гром среди ясного неба, только вот совсем не радующий, а предвещающий о беде. Словно плохое предзнаменование о грядущей буре, которая снесёт их обоих, окатывая будто ледяной водой из ведра и заставляя мёрзнуть после этого на морозе, умирая от несправедливости ситуации.
-Кэээтрррин... - злобно прорычал альфа, сверкнув недобрым взглядом хищного зверя, и постепенно поднявшись, Блейн нехотя отпустил Курта из объятий, проводив его тоскливым взглядом, словно у ребёнка вновь отобрали игрушку, только теперь воистину не просто любимую, а жизненно необходимую, без которой не уснуть по ночам и страшно оставаться дома одному. - Я этим и не занимаюсь, что за глупости! Я просто нашёл того, кто идеально подходит на эту роль в моём представлении, - пытаясь сопротивляться упрямой женщине, с которой, на самом деле, даже озлобленному Андерсону чаще всего было сложно справиться, актёр пытался буквально прожечь дыру своим взглядом в её объёмном бюсте, так как при разговоре с ней сложно было смотреть в глаза. Эти две подушки безопасности невольно отвлекали всё внимание на себя, даже если сам этого мужчина не хотел совсем. - Конечно не рад! Ты опаздываешь на прослушивания похлеще, чем на свидания! - был у него печальный опыт, один раз он решился ради интереса и проверки сходить на свидание с этой бестией, но ему одного этого случая много лет назад хватило по горло, чтобы разочароваться в женщинах окончательно. Спасибо, Кэт, ты мастерски умеешь навредить своим властным характером. Кто бы спорил, ты тоже альфа, но мужчине надо уступать, коли ты хочешь оказаться с ним в одной упряжке, а не бороться как гладиаторы до последней капли крови.
Напрягаясь от того, что эта зараза ещё и посмела обнять его мальчика, Блейн скрипнул зубами, желваки заходили ходуном, а пышные брови нахмурились, сдвинувшись к переносице. Рыжая же, кажется, наслаждалась этим, она вообще любила выводить Андерсона из себя, получала от этого особый кайф, однажды даже делилась своими сексуальными фантазиями, связанными с этим. Стерва! - Я уверен, что он сможет справиться с такой ролью, ему нужно лишь немного практики... - но наглая ведьма перебила его столь интимной и развязной фразой, которая даже у брюнета вышибла дыхание и он невольно взглянул на юношу, пытаясь выследить реакцию. И то, как он покраснел всем лицом, не могло не согреть его душу, а сердце радостно затрепетать. - Невинный, чёрт возьми... - внутри пробуждалось что-то звериное, им хотелось обладать безраздельно всё сильнее с каждым мгновением, Курт наверное и не подозревал, что даже своим смущением срывал крышу вместе со стенами и фундаментом взрослому опытному мужчине. Но как бы не был возмущён Андерсон, он постепенно осозновал, что Кэтрин была права, чёрт бы её подрал. Хотя так хотелось бы запихнуть ей в её широкий рот что-нибудь в виде кляпа, чтобы заткнуть её голос здравого рассудка.
Ступая по краю обрыва,
Ты видишь себя с высоты,
И что-то подскажет, что хоть и красива,
Но это возможно не ты.
Солёные ветры прибоя
Вольют в наши души нектар,
И наши сердца вдруг стали пустыми,
Как корпусы наших гитар.
- Надо было раньше вылетать, если знала, какое тут прослушивание и что тут буду я. Ты же знаешь, что я терпеть не могу ждать! - зарычав на неё утробно, Блейн пыхтел, как паровоз, но руку со своего плеча не сбрасывал. Во-первых - она была выше и тут без толку было пытаться увернуться от её власти, во-вторых - он просто терпел. Терпел до тех пор, пока это не пересечёт его личной свободы, потому как никаких обещаний он ей не давал, и если и был в курсе, что та наверняка к нему до сих пор не равнодушна, подпускать эту сволочь к своему сердцу и телу вне спектаклей он точно не намеревался. С ней это было всего лишь работой, и именно поэтому он не хотел её видеть сейчас. Для него спектакли были отдушиной, местом, где он мог отдохнуть душой и телом, а её появление всё превращало в обязательство, в рутину, которая всё портила. Без сомнения, он уважал её как профессионалку и шикарную актрису, но её характер просто вымораживал мужчину, а не имея душевной связи с человеком, ему сложнее было играть искренне. А особенно с той, с кем он играл слишком часто - нужен был глоток свежего воздуха, нужен был кто-то новый. Но Кэт ведь так любила устраивать неприятные сюрпризы и портить ему всю малину.
- В любом случае, чтобы ты не говорила и не думала, дублёром он будет! Я сказал! Иначе гарантирую, я уйду из спектакля, - конечно, он сможет выступить только если Лойс заболеет или случится что-то экстренное, но хотя бы иметь возможность с ним репетировать иногда - для Блейна уже будет праздником. Вздрогнув от вопроса режиссёра, Андерсон закатил глаза и вымученно выдохнул, кивая, но руку её перехватил, от своей груди убирая. - Да уж, имею честь быть знакомым. Частенько работаем вместе. Не ожидал, что она появится сейчас. - фыркнув, он вновь перевёл взгляд на женщину, - Беррингтон, значит, а не Лойс? А где же твой муженёк? Не выдержал твоего нрава? - усмехнувшись грубовато, артист перевёл виноватый взгляд на Курта, который был вынужден лицезреть весь этот цирк, который устроила рыжая бестия, и в глазах его разочарование и обиду он различил без проблем, это болезненно кольнуло брюнета и он наконец вывернулся из объятий Кэтрин.
- Курт, приходи в любом случае на репетиции! - он и сам не заметил, как быстро перешёл на "ты", совсем забыв о рамках приличия. Он хотел было пойти за ним, но режиссёр схватил его за запястье, останавливая и покачав головой. - Дублёром он будет, если у него будет на это время. А сейчас, не отвлекайся. Продолжайте репетицию, - провожая грустным щенячьим взглядом красавца и чуть прикусив губу, Блейн неохотно пошёл к центру сцены, готовый повторить уже всё то, что пропустила компаньонка.
Здесь совсем другие танцы,
Где певцы и иностранцы
Плакали, скучали по тебе.
И мгновенно, и без боя,
Всё захвачено тобою -
Мы плакали, скучали по тебе...
© Павел Кашин – Другие танцы

Отредактировано Blaine Anderson (2015-09-13 20:27:38)